Я — Анна, мне 29 лет. В моей жизни были депрессии, панические атаки, селфхарм, анорексия, булимия и длительная психотерапия.
От тревоги до самоповреждения
Моя тревожность — это красная нить, проходящая сквозь всю мою жизнь, сквозь мой мозг с возраста, в котором я себя едва помню. Она растет из визитов к врачам и пугающих, болезненных медицинских вмешательств. Из уверенности, что мое тело может сломаться в любую секунду. Из сюжетов о терактах и особенно — на Каширке, где я прожила до 16 лет. Мама говорила: «Не трогай игрушку, она может взорваться». Сверстники на детской площадке казались мне громкими, резкими, калечащими, а одноклассники своей жестокостью давали понять, что я чужая и всегда в опасности. У меня полностью отсутствовало чувство безопасности, что заставляло меня с 12 лет покупать в переходе ножи на деньги с обедов.
С 13 лет я начала заниматься самоповреждением. Очень скоро это стало самым простым и доступным решением эмоциональных проблем. Мой селфхарм не ограничился порезами. Я вредила себе на разных уровнях, иногда нарочно помещая себя в опасные для жизни ситуации. Это было мнимым контролем. «Если я сама создаю свою боль, ничего извне уже не ранит меня», — думала я.
Когда тревожность, депрессия и самоповреждающее поведение вылились в агрессию, школа поставила вопрос о переводе меня в спецшколу для девиантных детей. Когда меня, ребенка 13–14 лет, отвели к психиатру после попытки суицида, первым, что я услышала, было: «Ну что, бухая была?» Всю жизнь я получала лишь обесценивание, упреки, обвинения.
Когда я выросла, моей внутренней установкой стала фраза: «Мне не больно». Я зашивала туннели в ушах без анестезии, выносила любые медицинские вмешательства, била стены голыми руками. Я терпела, потому что эмоциональная боль захлестывала меня и я пыталась создать иллюзию контроля над ней. Я говорила: «Я не боюсь» — и лезла на шпиль сталинской высотки, садилась в сомнительную попутку ночью, мешала алкоголь с психотропными препаратами. Я делала это, потому что на самом деле пыталась заглушить панический страх.
Я говорила: «Я выдержу что угодно» — и работала по 12 часов без выходных параллельно с учебой, пыталась спасти всех людей в мире и шла против системы напролом. Я была такой стойкой, потому что пыталась изо всех сил отвергнуть тот факт, что проявлять слабость — это нормально. В любой из дней меня могли найти в ванной, когда было бы уже поздно. Апогеем саморазрушения стала анорексия и череда госпитализаций в психиатрическую клинику.
Анорексия: я потеряла более 30 кг
Только теперь я понимаю, что скрывалось за бесстрашием, терпеливостью и выносливостью. Я полагала, что, если проявлю страх, признаюсь, что мне больно, не выдержу еще одной внеочередной рабочей смены, — автоматически стану ниже на много рангов в своих глазах и глазах окружающих. Мне казалось, что мое достоинство от этого умаляется, что я становлюсь хуже.
В результате таких установок я закономерно зашла в тупик, оказалась на краю пропасти. Впала в депрессию, которая забрала все мои силы, мотивацию, чувства, желания. Чтобы просто встать с кровати и прожить день, я выпивала по три больших энергетика и еще примерно столько же кофе, чтобы моя голова хоть как-то функционировала и я могла исполнять свои обязанности. А когда возвращалась домой, меня ждал алкоголь и селфхарм.
Вообще, те или иные ментальные проблемы у меня были всегда. Но с годами особенно развивались депрессия, социальная и общая тревожность, фобии, невроз, проблемы с взаимодействием с эмоциями, мертвым грузом в моей голове лежали различные психотравмы.
В какой-то момент мне стало слишком сложно справляться: выдерживать эту жизнь, зарабатывать деньги, исполнять обязанности, нести ответственность, поддерживать отношения, скрывать свое ментальное состояние, вставать с кровати утром.
Но даже в тот критический период никто из моего окружения не догадывался о том, насколько мне было тяжело. Я ходила на работу, улыбалась, поддерживала других, училась, но каждый день я надеялась, что он будет последним. В огромном количестве вариантов депрессивные состояния незаметны со стороны. Возможно, никто бы не узнал о моем состоянии, если бы дальше не последовал перелом и госпитализации.
В 2016 году я столкнулась с анорексией, в результате чего потеряла более 30 кг, а также окончательно подорвала свое шаткое психическое здоровье.
Все началось с того, что я решила: мне необходимо сбросить вес — и стала «питаться правильно». Когда начала терять вес, у меня появилось чувство, что я контролирую не только свое тело, но и свою жизнь, управляю ей, как будто я сильная. Это было то самое чувство, которого так не хватало раньше.
От большинства продуктов начало возникать отвращение, а к людям, которые едят их — презрение. Я чувствовала себя на их фоне железной и волевой. Вес падал, а я гордилась собой все больше, потому что могла обходиться все меньшим количеством еды. Мне было плевать на сладости, жареное, мучное. Окружающие хвалили меня.
Вскоре начались проблемы с менструальным циклом, нарушения терморегуляции, УЗИ показывало уменьшение внутренних органов, кожа стала сухой и очень бледной, волосы — редкими, давление падало до критических отметок, без слабительных кишечник не работал. Но это было не важно. Важен был вес, и я восприняла замедление его снижения как вызов. Я стала есть еще меньше.
Когда за меня начали бояться окружающие, я увидела заботу и внимание, которые мне были так нужны. Я почувствовала: когда выгляжу больной, я защищена и наконец имею право сбросить часть того дикого давления, которое испытывала. Ушла с работы и стала практически жить в больницах. Теперь хотя бы минимальный набор веса был равносилен кошмару, ведь это означало возвращение к жизни. Моя история никогда не была про вес.
Спустя примерно полтора года РПП (расстройство пищевого поведения) я начала чувствовать сильное слюноотделение и тремор при виде еды. Затем непреодолимое желание съесть ее. Через некоторое время оно стало действительно неконтролируемым. Все мои мысли занимала только еда, как бы я ни противилась и к каким бы уловкам ни прибегала.
Я начала съедать огромные порции пищи, а после вызывать рвоту и «отрабатывать» калории жесткими тренировками. Я не понимала, куда делась моя железная сила воли.
Мой путь восстановления
Примерно в это же время я стала посещать психотерапевта. Рассказала ей, что не могу остановиться, съев один пряник, и съедаю пачку. Она ответила: «Аня, пачка пряников для вас — это не про безволие. Это про выживание». Мой организм действительно стал меня спасать. Он хотел выжить и делал для этого все.
После этого я начала путь восстановления. Я поняла: либо возвращаюсь в свой естественный вес, либо мне будет хуже и хуже. Начала есть без ограничений, рвоты и отработок. Примерно пять месяцев я ела очень большие количества пищи, испытывая при этом ужас: что будет с моим телом, как я теперь снова буду жить, когда потеряю выстраданный результат?!
Я снова оказалась перед тем, от чего бежала. Мне было сложно морально, тревожность и невроз обострились, так как моя опора — худоба — уходила с каждым днем.
Физически восстановление тоже оказалось тяжелым процессом. Но со временем мое пищевое поведение постепенно стало приходить в норму, страшный голод ушел, и я стала есть, как обычный человек, среднестатистическую домашнюю еду в адекватных количествах.
Уже четвертый год я еженедельно посещаю психотерапевта, ежемесячно наблюдаюсь у психиатра и принимаю медикаменты. Я наконец нашла квалифицированных специалистов и начала полноценное лечение своих ментальных проблем. Их много, и работать мне предстоит долго!
Психотерапия помогла мне понять, что потеря веса при РПП не является главной целью. Цель состоит в том, что именно достигается путем потери веса, а это забота, любовь, уверенность, внимание, контроль за происходящим, снижение тревоги, склонности к самоповреждению, борьба со стрессом, реализация перфекционизма, социальное одобрение, желание убежать, показать что-то миру, приобретение чувства значимости. Когда я разобрала свои собственные мотивы, то поняла главное: потеря веса их никогда не решит.
Сегодня опасность для моей жизни миновала. Мне все еще бывает сложно, тяжело, грустно, тревожно, и иногда наваливается усталость. Но я выбралась со дна своего ада.
Остались в прошлом 300 калорий в день, горы жестких психотропных препаратов, галлюцинации, невозможность встать с больничной койки, ежесекундное желание убить себя и свою семью, зудящие от капельниц вены, истерики несколько раз в сутки, потеря социальной жизни, воспаленное, расколотое сознание. Мне больше не стыдно сказать: я боюсь, я чувствую боль, мои ресурсы ограниченны. Потому что я — живой человек.
Сейчас я занимаюсь тем, что освобождаю свой разум от налипшего мусора, и мне это удается. Я учусь принимать свое тело таким, какое оно есть. Мне близки идеи бодипозитива, и я не боюсь набирать вес. Еда стала просто едой, а тело — просто телом, которое позволяет мне жить.
Сегодня я сама помогаю через Instagram людям, которые переживают депрессию, анорексию, РПП, потому что знаю, что ментальное расстройство тяжело побороть в одиночку, всегда нужен человек, на которого можно опереться.
Читайте также в рубрике «Личный опыт»:
