Легендарный хирург Леонид Рошаль — о своей жизни

Когда меня спрашивают о моей малой родине, я отвечаю: Орловщина. Это правда, хотя из города Ливны, где появился на божий свет, я уехал еще малышом.

Семья редко задерживалась на одном месте: отец был профессиональным военным, служил в авиации, и ему по долгу службы приходилось не раз менять адреса, колесить по стране.

27 апреля 1933 года, когда я родился в Ливнах, отец был на службе. Отпроситься не представлялось возможным. Забирать маму с младенцем из роддома приехала моя бабушка на запряженной орловским рысаком бричке.

Так что я настоящий «орловский рысак», хоть и вскоре после моего рождения отца перевели в Москву.

Близко познакомиться с Ливнами мне довелось спустя лет сорок. Как-то на первом «жигуленке» поехали с семьей в Батуми. А когда возвращались обратно и проезжали недалеко от Орла, я предложил: «Давайте заглянем в Ливны — туда, где я родился».

(...)

С Орловщины папу перевели на службу в Москву. Сначала мы жили в районе сада Баумана, рядом был военкомат, в котором папа работал, — этого периода не помню.

А потом, когда мне было каких-нибудь пять-шесть лет, папа получил квартиру на Покровке, 13, в историческом доме…

…Папе дали несколько вытянутых комнат на чердаке. Мы разместились там всей семьей: я, мои родители, любимая бабушка и два брата мамы. Казалось бы, много народа, но ощущения тесноты не было. Эту квартиру помню хорошо.

Ребенком я бегал по поручению старших в соседнюю булочную, где покупал вкусный душистый горчичный хлеб, который люблю до сих пор, но нечасто покупаю, так как редко вижу его. И  еще Покровка ассоциируется с  Новым годом, запахом хвои и свежих мандаринов. Как сейчас вижу длинную, похожую на бесконечный коридор комнату, где посередке 2 0 возвышается елка. Помню стеклянные игрушки и гирлянду разноцветных бумажных флажков. И, конечно, сказочный аромат мандаринов. 

(...)

У меня замечательные родители — люди из народа без ученых степеней и званий. Из бедных семей, но с высокой врожденной внутренней культурой.

Отец Михаил Филиппович родился в Челябинске и рано остался сиротой, был беспризорником, вместе со старшей сестренкой воспитывался в детских домах. Ему было пять-шесть лет, когда он услышал: сестры нет, умерла. Она была чуть-чуть старше папы. Но потом они все-таки нашли друг друга.

С мамой, Эмилией Лазаревной, они встретились в конце 1929 года в Одессе совсем еще юными. В городе была ужасная безработица. Папу, трудящегося на местной канатной фабрике, ждала служба в  Красной армии.

А тогда действовало положение: если супруг уходит в армию, то его жене обязаны предоставить работу. Так мама с папой решили расписаться. Ей было шестнадцать или семнадцать, избраннику на год больше.

Свадьбы не было: не на что проводить ее, да и негде. Мама жила в одной комнате со своей мамой и тремя братьями. В этой комнате стояли двухъярусные кровати, и для молодоженов места не нашлось.

(...)

У родителей было много друзей, среди них Валентина Степановна Гризодубова, знаменитая летчица, Герой Советского Союза. Как-то мы приехали к  ней в  гости. Это было еще до войны. Взрослые сели в  большой 2 4 комнате за стол, а мне принесли покушать в детскую, где в коляске лежал Соколик — сын Валентины Степановны. Вдруг Соколик заплакал. Я решил его успокоить и засунул ему в рот сосиску. Это первый случай моей врачебной практики! Конечно, меня потом отругали.

Когда мне было десять лет, у меня появился брат Витя, а затем еще через два года – сестра Наташа. Наташа была почти беспроблемным ребенком, как и я, а Витя – с характером. Он все хотел сделать в жизни сам. В восьмом или девятом классе он дважды убегал из дома: то собирался стать шахтером, то уехал на строительство высоковольтной ЛЭП Абакан — Тайшет... Затем сам поступил в авиационный, проучился там около двух лет и бросил — не понравилось. Пошел в армию...

… Мой брат заболел в 30 лет — рак поджелудочной железы. Диагноз был поставлен у меня, когда я работал в МОНИКИ (Московский областной научно-исследовательский клинический институт). По моей просьбе операцию пошли делать мои друзья, опытные профессора. Я ждал в кабинете. Через некоторое время меня позвали в операционную и сказали, что опухоль проросла во все что можно и сделать ничего нельзя. Я не поверил, помылся на операцию и все же хотел удалить эту опухоль, но друзья меня остановили. «Ты что хочешь, чтобы он погиб на столе?» – сказали они мне. Потом я целый год боролся за жизнь Вити: химиотерапия, рентгенотерапия, капельницы, ужасные боли… Надеялся: а вдруг появится чудо-лекарство от этой формы рака… 

(...)

В начале лета 1941 года вместе с папой мы уехали в подмосковную Кубинку на военные сборы. Здесь нас и застала война. Мы узнали о ней ранним солнечным утром. Вернулись в  Москву. Стали крест-накрест полосками бумаги заклеивать окна, чтобы осколки стекла не полетели от взрывной волны. Ночью окна затемняли — завешивали тканью. Дежурили на крыше во время воздушных тревог и готовились к зажигательным бомбам, которые могли попасть на дом. Одна попала, но ее быстро сбросили с крыши.

Мамины братья сразу ушли на фронт, а меня вместе с бабушкой и мамой отправили в эвакуацию… В Чердаклах нас приютила в своей избе одна семья. Комнату перегоро2 7 дили простыней, и нам выделили небольшой, но свой угол. Все пришлось пережить – и холод, и голод, но я никогда не видел маму плачущей. Она ни при каких обстоятельствах не давала слабину.

Вспоминается такая картина: мы сидим в избе за почти пустым столом и пьем чай. Сахара нет, а мне так его хочется. Я жалуюсь бабушке. А она отвечает:

«Ты, Леня, поворачивай ложечкой сто раз в одну сторону, и сто раз обратно, так тебе сладко станет». И я, как дурачок, начинаю крутить ложкой в одну и другую сторону. Тогда действительно казалось, что чай становится слаще.

Книга «Всегда рядом. Откровенно о жизни и хирургии», а также еще 92 издания, рассказывающие о здоровье и медицине, вошли в шорт-лист премии «Здравомыслие». Оставить свой голос за ту или иную книгу можно на сайте премии. Голосование продлится до 15 сентября 2025 года. Участники голосования могут поддержать до пяти книг в каждой номинации.