Сатира с больничной койки: неизвестные страницы жизни Салтыкова-Щедрина
Детство Миши
Родился будущий писатель-сатирик в семье чиновника Московского архива иностранной коллегии Евграфа Салтыкова и купеческой дочери Ольги Забелиной. С раннего детства подвижный и наблюдательный мальчик тонко чувствовал комизм ситуаций, происходящих вокруг, за что ему частенько доставалось.
Учился прекрасно — к шести годам свободно общался на французском и немецком языках, учил латынь с помощью священника соседнего уезда и русскую грамоту под патронажем старшей сестры Надежды.
Мать образованием сына не занималась, была очень строгой, лично секла отпрысков розгами за малейшую провинность, искореняя в них любой намек на провинциальность. Что странно, ведь жили Салтыковы после ухода отца со службы не в Петербурге или Москве, а в самой что ни на есть провинции — в усадьбе села Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии.
В десятилетнем возрасте Миша легко поступил в третий класс Московского дворянского института, где воспитывались поэт Василий Жуковский, писатель Михаил Лермонтов и драматург Александр Грибоедов. В числе лучших учеников его перевели в Царскосельский лицей, в котором то того учился Александр Пушкин. Его наследником и возомнил себя юный Салтыков, за что подвергался насмешкам сокурсников. Стихи его были подражанием, первое опубликованное — «Лира» — подверглось жесткой критике, и Михаил решил заняться прозой.
Запутанное дело
Март 1848 года. Во Франции — Революция. Последний король, Луи-Филипп I, свергнут с престола. И в это время журнал «Отечественные записки» публикует повесть «Запутанное дело», принадлежащее перу молодого чиновника из канцелярии Военного министерства Михаила Салтыкова. Дерзкие строки: «Россия — государство обширное, обильное и богатое, да человек-то иной глуп, мрет себе с голоду в обильном государстве» попадают в поле зрения шефа жандармов графа Орлова, сторонника строгой цензуры. Итог — едва встретив свое 22-летие и получив титулярного советника, Салтыков отправляется в ссылку — в Вятку. Литературной деятельностью заниматься ему запрещают.
«Всемилостивейшее прощение» будет даровано ему только после смерти Николая I. В столицу он вернется в 1856 году, уже очень больным человеком.
Боли Баден-Бадена
Апрель 1875 года. Уже будучи известным писателем, Михаил Евграфович прибывает в Баден-Баден, крупнейший в Европе центр бальнеологической терапии… и азартных игр, о котором еще Гоголь писал, что «здесь больных не найти, все приезжают, чтобы профинтить свое время». Но Салтыков-Щедрин состояние его «наиплачевнейшее, с болезнью сердца и с ревматизмом в руках, ногах, плечах и повсюду». Писатель не мог ходить и даже вставать с постели. К водам его возили на коляске.
Дело о здоровье
Ирония судьбы — самым запутанным делом стал не рассказ, отправивший писателя в ссылку, а дело о здоровье самого Михаила Евграфовича.
Часть первая: ревматизм
Первую болезнь — порок сердца — диагностировал у 30-летнего Салтыкова столичный врач Николай Курочкин. Прописал отказ от излишеств в еде и питье и посетовал на то, что писатель слишком много курит. Причиной болезни стал ревматизм.
Мнение, что ревматизм — это типично возрастная болезнь, связанная с износом суставов, ошибочно. На самом деле — это аутоиммунное заболевание соединительной ткани с преимущественной локализацией в оболочках сердца. А первопричина — инфекционная: заражение стрептококком! И заразиться им Салтыков-Щедрин мог где угодно и в любом возрасте.
Вятка, где он отбывал ссылку, находится в 900 километрах к северо-востоку от Москвы. Регулярные переохлаждение стали причиной простуд, ангин и первой ревматической атаки на фоне стафилококковой инфекции, вызвавшей иммунный ответ.
— Клапаны, которые должны разделять камеры сердца, прекратили нормально функционировать. Либо створки полностью не смыкались. Либо со временем произошло сужение этих клапанов, клапанная патология — это достаточно распространенная проблема, которая как бы перехватывает эстафетную палочку у острого заболевания, — ревматолог, к.м.н. Илья Смитиенко.
Сегодня заболеваемость ревматизмом постепенно сходит на нет во всем мире, за исключением самых бедных стран. Стрептококк уничтожают, подавляя его антибактериальной терапией еще на стадии ангины или ринита, и он просто не успевает вызвать аутоиммунный удар по собственным белкам организма. Все благодаря эффективным противовоспалительным средствам и прежде всего — ацетилсалициловой кислоте. До появления которой Салтыков не дожил восемь лет.
Часть вторая: катар легких и боли в суставах
Несмотря на болезнь, 1856 год стал для Салтыкова дважды счастливым: он женился на Лизе Болтиной, дочери вятского вице-губернатора, в которую давно был влюблен, и опубликовал свои «Губернские очерки» под псевдонимом «надворный советник Щедрин». Главная тема — коррупция. Вся читающая публика со смехом повторяла: «... никакого дела, будь оно самой святой Пасхи святее, не следует делать даром: хоть гривенник, а слупи, руки не порти». К счастью, российский престол в это время занимал либеральный Александр II.
Спустя восемнадцать лет другой врач, Николай Белоголовый, обнаружил у Салтыкова «застарелый катар легких и глотки» — хроническое воспаление верхних дыхательных путей. Михаил Евграфович чувствует, что серьезно болен, но папиросу из рук не выпускает.
— Михаил Евграфович, он был страстный курильщик. Отсюда кашель. Курил до сотни папирос в день, у него был не портсигар, а по описаниям, полевая сумка офицера, набитая папиросами, — историк русской литературы, писатель Сергей Дмитренко.
Мало того, зная о своей склонности к простудам, писатель продолжал одеваться очень легко. В возрасте 48 лет он переохладился на похоронах матери, что спровоцировало новую волну ревматизма, на этот раз ударившего уже по суставам.
Сейчас для лечения прописывают нестероидные противовоспалительные препараты. Боли Салтыкова-Щедрина были невыносимы. В надежде на европейских докторов о решает ехать на воды: Баден-Баден… Париж… Бад-Эльстер… Но становится еще хуже.
— Он не мог передвигаться. Можно предположить, что это было обострение ревматизма, при котором бальнеотерапия не помогает. И уж если ее назначают, то в виде локальных процедур по 15–20 минут, а тогда лежали часами, — профессор медико-биологического университета инноваций и непрерывного образования ФМБЦ им. А.И. Бурназяна Владимир Казаков.
Часть третья: порок сердца
Салтыков знает — с пороком сердца долго не живут. У него он выражался в недостаточности аортального клапана, к которому почти сразу присоединилось поражение и клапана митрального. Но то, что более мощный аортальный клапан первым принял на себя ревматический удар, и позволило сердцу Салтыкову биться еще около 40 лет.
Вернувшись из Европы, писатель вверяет свое здоровье отечественным специалистам — Белоголовому, Боткину, профессуре Военно-медицинской академии. По современным протоколам лечения, пациенту можно назначить не более пяти препаратов одновременно, больше — только по решению консилиума.
Часть четвертая: на грани передозировки
Но у врачей, лечивших Салтыкова-Щедрина, не было иного выбора, кроме как выписывать ему отдельное лекарство против каждого симптома.
— Все препараты можно разбить на три группы: хинин, колхицин, салициловая кислота — это попытка бороться с воспалением. Опиаты — для снятия боли. И дигиталис или попросту наперстянка, которую в те годы активно применяли для увеличения сердечного выброса. Симптоматический характер лечения скорее не отдалял, а приближал смерть. Это как хлестать кнутом загнанную лошадь, — профессор филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Андрей Ранчин.
20 наименований лекарств! Соблюдать график приема такого количества препаратов — задача непростая, особенно для рассеянного творческого человека. Потому за режимом терапии следила жена писателя, Елизавета Аполлоновна. Отношения мучимого болями писателя с женой сложились непростые. Мстя за грубость мужа, она иногда не давала ему лекарство в предписанное время, что вызывало у Михаила Евграфовича панические приступы.
Что интересно, именно эти семейные разборки помогали писателю долгие годы избегать передозировки наперстянки, мышьяка и хлорида ртути. А от салициловой кислоты, выписанной Боткиным, Салтыков отказался сам. Порошок вызывал раздражающее действия на желудочно-кишечный тракт и приводил к шуму в ушах. Но это был единственный препарат, способный ему помочь.
Глава пятая — фатальное «не верю»
В чем может быть причина столь безответственного отношения к собственному лечению? Во-первых, он устал терпеть боль. Во-вторых, как бы странно ни звучало, в глубине души Салтыков понимал, что не выздоровеет — и, как это присуще творческим натурам, втайне наслаждался трагизмом своей участи.
Он натужно кашлял, но продолжал курить, не соблюдал курс лечения и, не испытывая веры в выздоровление, винил в своих недугах врачей.
Фрагмент письма тому яркая иллюстрация: «Сейчас воротился от Боткиных, которые живут, как принцы орлеанские и имеют в своем шато́ 42 комнаты. Боткин уверяет, что я с каждым днем поправляюсь, но ведь эту песню я целый год слышу».
— Я думаю, дело здесь все же не в претензии к Боткину. Это скорее сарказм, черная ирония. Врач благоденствует, а при этом не может облегчить его боли, — Андрей Ранчин.
В своих произведениях Щедрин докторов не высмеивает. А сама литература становится для него главным стимулом жизни.
Глава шестая: по рецепту Клеопатры
В 1880 году писатель снова едет в Европу — пить молочную сыворотку, о целебных свойствах которой известно с древних времен: Клеопатра в ней даже купалась. К концу XVIII–началу XIX века в предгорьях Альп появилось полторы сотни курортов, где лечили исключительно употреблением молочной сыворотки внутрь — по 3–4 литра в сутки.
— Это молочнокислый продукт, на 90–95% состоящий из воды. А вот 5% — это витамины А, С и Е, водорастворимые витамины группы В и микроэлементы — калий, магний, кальций и фосфор, без которых невозможен сердечный выброс, — преподаватель кафедры истории медицины и социально-гуманитарных наук лечебного факультета РНИМУ им. Н.И. Пирогова Ирина Поморцева.
Но состояние Салтыкова-Щедрина ничего не облегчало. Боль не оставляла его ни днем ни ночью.
Часть седьмая: бесконтрольное тело
В 1885 году у писателя начинаются непроизвольные подергивания, особенно резкие и частые вдоль левой руки и в мышцах левой стороны шеи, распространяясь на мимику лица, жестикуляции и походке. Диагноз: ревматическая хорея.
Однако современные исследователи предполагают, что болезнь писателя была более опасной, так называемой хореей Гентингтона — наследственным заболеванием нервной системы, передающимся с вероятностью 50%.
— При хорее Гентингтона присоединяются еще и психические нарушения, в конечном итоге приводящие к распаду личности. Нарастают когнитивные нарушения, деменция, люди теряют интерес к жизни и дееспособность,— начальник психиатрического отделения Главного военного клинического госпиталя им. Н.Н. Бурденко Артем Слюсарев.
Сегодня хорея Гентингтона диагностируется с помощью компьютерной и магнитно-резонансной томографии, что позволяет своевременно начать лечение. Правда прогноз неутешительный — способов полного излечения пока не найдено.
Статистика показывает, что с момента заболевания хореей Гентингтона человек живет лет 10–15. Ревматическая хорея, осложненная воспалением сердечных оболочек, может длиться до 2-х лет и более. Салтыков прожил четыре года — мучаясь от неспособности контролировать собственное тело.
Часть восьмая: последний удар
30 апреля 1889 года, после перенесенного за два дня до этого инсульта, как его называли тогда — «мозгового удара» — Салтыков-Щедрин ушел из жизни.
Согласно легенде, напоследок сатирик посмеялся над своей смертью — назвав ее дурой. На самом деле, в последние часы Салтыков не мог произнести ни слова — у него отнялась речь.
— Слов не было, но было последнее действие, очень важное. Салтыков был не очень церковный человек, но верующий православный христианин. И когда он почувствовал, что жизнь его кончается, знаками показал — «подведите меня к образам», — историк русской литературы, писатель Сергей Дмитренко.
На аутопсии были обнаружены: тромбоз в бассейне задней мозговой артерии, два участка ишемического инсульта в коре головного мозга, воспаление наружной оболочки сердца — перикардит и недостаточность аортального и митрального клапанов с «резким перерождением сердечной мышцы». А причиной смерти стал инсульт, который можно было отсрочить в то время лишь лечением пиявками, вырабатывающими гирудин — естественный антикоагулянт, разжижитель крови. Их по ошибке поставили истекающему кровью Пушкину, а вот Щедрину — не догадались.
Глава последняя: сейчас спасли бы
Если бы Михаил Евграфович жил сегодня, да еще и в столице, после инсульта его ждала бы экстренная госпитализация. Но тогда в Петербурге не было ни скорой, ни врачей, которые умели правильно диагностировать и лечить мозговой удар.
Сейчас бы ему поставили искусственные клапаны и назначили пожизненную терапию, что снизило бы риски инсульта и значительно продлило бы жизнь. Тогда таких возможностей просто не было.
В последнем, предсмертном письме к сыну, Салтыков-Щедрин написал такие строки: «…будь безусловно честен в жизни. Еще: паче всего люби родную литературу, звание литератора предпочитай всякому другому».
И если последнюю фразу могут отнести к себе лишь те, кому Бог дал писательский талант, то первая относится ко всем нам — без исключения.
