Приветствую! Меня зовут Ваня, и я — шизофреник. Мне 20 лет, и, сколько себя помню, меня всегда считали странным, необычным, эксцентричным.
Это началось в детстве
Мой путь — очень длинная и непростая история: за плечами четыре стационара в институте Бехтерева, злоупотребление алкоголем и таблетками без назначения, как следствие — реабилитация. Сейчас я нахожусь на том уровне контакта с собой, когда могу рассказывать о себе людям. Уже около двух лет — в индивидуальной психотерапии. И сейчас живу полной жизнью, получаю от нее удовольствие.
По рассказам родителей, я улетал в сильные фантазии, которыми сопровождаются психозы, с самого детства.
Помню, что частенько чувствовал некую дереализацию и деперсонализацию — лет с пяти у меня возникало ощущение нереальности происходящего вокруг, сопровождающееся отсутствием идентификации тела с разумом.
У меня были частые истерики. Никогда не мог отпустить маму, когда видел в детском саду, где она и работала. Не мог отпустить дядю, который приводил меня в сад и забирал оттуда. С отцом были сложные отношения — из-за работы я не ощущал его присутствия в своей жизни.
В 13 лет у меня начали появляться навязчивые суицидальные мысли, я не хотел жить.
Я не видел радости, одна сплошная рутина вокруг, какой-то очень сложный и непонятный механизм, а я в этом механизме — сломанная шестеренка, валяющаяся на земле.
В седьмом классе мне перестала доставлять удовольствие учеба. Стало очень сложно концентрироваться, когнитивные функции ухудшались. Прогуливал школу в гордом одиночестве, ведь друзей у меня не было: родители запрещали гулять и всегда сопровождали до школы и обратно. Тогда же начал курить, а к концу восьмого класса у меня появились первые отношения: было много чувств и страха… Я бежал от себя, как мог, пробовал алкоголь, лишь бы вырваться из-под контроля.
Ближе к осени я был во всю охвачен депрессией, апатией, подступал психоз. Целыми днями лежал в кровати, порой истязал себя, сбегал из дома, мне было ничего не интересно. Родители сомневались в целесообразности моего рождения. Отец подозревал шизофрению, ведь я мог часами «залипать в стену», говорить с самим собой и творить безрассудные поступки. После одного из таких случаев меня отвели в ПНД, где врачи поставили тяжелую депрессию по тесту из 10 вопросов и дали назначения.
Четыре госпитализации
Спустя несколько дней обеспокоенные родители отвезли меня в Психоневрологический институт Бехтерева в Санкт-Петербурге. Я лежал там примерно месяц. Были препараты, капельницы, новые знакомые. Появились цели и желания. Я чувствовал себя живее, чем раньше, и принял решение начать все с чистого листа.
Но этого «заряда» хватило ненадолго. Отношения, которые у меня начались в стационаре, пришли к логическому завершению. Вновь психоз, вновь стационар. Далее переключаюсь на новую влюбленность, страдаю девять месяцев. Стараюсь изо всех сил соответствовать некому образу, чтобы она обратила на меня внимание: вновь отличник, перестал курить, хожу в спортзал, читаю, развиваюсь, сдаю ГТО на серебро, хотя за год до того мог подтянуться один раз. Но для кого? Для чего?
И вперед, по новой. Сталкиваюсь с отвержением, депрессией, психозом. Снова валяюсь в апатии, вижу силуэты, слышу музыку, оклики, навязчивый голос, разговаривающий со мной в приказном тоне. Еще раз лежу в Бехе. Там у меня появился хороший друг — он сам писал мне, закрытому и забитому.
В четвертый раз в институт Бехтерева я попал, потому что не стало лучше после третьего.
Друг был со мной на связи все время, приезжал, поддерживал. После последней смены медикаментов в 2019 я продержался вновь девять месяцев, потом мне добавили антидепрессанты, и даже стало лучше.
Мой путь к психотерапии был долгим. Около двух лет назад я раз за разом вступал в токсичные отношения, постоянно находился в поисках, чувствовал одиночество, мне было некомфортно находиться с самим собой. И я вступал в эти отношения, но они не приносили никакого удовлетворения. Как влюблялся, так легко и отвергал людей, потому что они не могли заполнить пустоту внутри меня. Я переживал. Зачастую отвергали меня. От этого я переживал еще сильнее.
Психотерапия как путь к спасению
Из-за того, что я не принимал лекарства, мне становилось все хуже и хуже, было все больше чувств, которые я не мог осознанно проживать. Прибегал к алкоголю, пытался убежать от себя.
Не помню ни одного дня весны 2020 целиком, лишь мгновения. Опустошение. Отсутствие смысла. Я чувствовал только ненависть к себе и окружающим. Не верил в то, что мне станет лучше: мне казалось, что я обречен страдать, что может быть только хуже.
Но была одна ситуация, которая врезалась в память. По дороге из моего родного городка Великие Луки в Санкт-Петербург я сильно поссорился с отцом: отец накричал на меня, и я закурил прямо в машине. Я истерил, расцарапал себе руки настолько сильно, что следы остались до сих пор…
Как только папа остановил машину, я резко выбежал из нее. Бежал без оглядки, папа кричал что-то вслед, мама плакала, я знал, что сбегаю, но не знал, куда и зачем. Кричал, плакал, курил папиросы, пытался позвонить психологу. Без толку. Но вдруг она подняла трубку и попросила идти обратно. Она меня уговорила.
Меня встретил папа, и пока вел к машине, я все еще не мог успокоиться, содрал кусок коры с дерева и начал жевать его, захлебываясь слезами… «Голос» был уверен в том, что это поможет. Не помогло. Родители дозвонились до моего психиатра и дали мне половину ночной дозы нейролептиков, чтобы я хоть немного успокоился. А дальше — вновь туман…
На следующий день оказался в реабилитационном центре. Меня попросили нарисовать там свою болезнь. Я запротестовал: «Я же не умею рисовать!!!» Но все же сел, попытался что-то начертить на скорую руку, но тут произошло то, чего я никак не ожидал.
Зазвучал «Голос» и «он» говорил мне, что нужно рисовать. Я не мог остановиться.
«Голос» не прекращался. Я взял фломастер и стал записывать все, что он говорил мне. «Он» создавал нечто большее, чем я: религию линий, позднее названную «Лучи». «Он» велел мне снять с себя крест, и писать, писать, писать… «Он» исписал половину тетради моими руками.
Я рисовал треугольник, состоящий из лучей. Я вспомнил, что он со мной был с самого детства. Я видел раньше его в своей голове! И всегда он вызвал во мне какой-то трепет. Я рисовал треугольники на теле, в тетради, везде… Что за жизнь? Что за мир? Это точно реально? Это точно я? Страшно… И страшно настолько, что я не знаю, куда себя деть, куда спрятаться. Тогда пришел инсайт: я не хочу умирать! «Я живу для себя и для других!»
В какой-то момент у меня началась паранойя. Мой дневник читают! Надо мной смеются! Я ужасен в глазах других людей! Страх достиг пика. Мне сказали, что я болен шизофренией. Тогда я и начал «содействовать» своему выздоровлению.
Ремиссия
Поначалу, когда я попал в реабилитационный центр, то не видел проблемы, хоть мне и было страшно, хоть и бредил (я находился в своем самом серьезном психозе на моей памяти). Но я реально не хотел признавать, что в психозе, что на грани, что меня осталось совсем немного…
Но благодаря общению с терапевтом, приему медикаментов (которые я перестал принимать за несколько месяцев до реабилитации), группе, страху перед смертью и даже тому, чего я не замечал и не хотел видеть в себе, а именно — некой любви к жизни, амбициям, желаниям, я не ушел, хоть и очень хотел.
Вышло так, что мне действительно было «некуда бежать от самого себя». И тогда я начал вдохновляться тем, что трезвая жизнь — это реальность, что ремиссия может быть, что я не обречен на вечные муки!
Спустя где-то 3-4 месяца в терапии на реабилитации я: отказался от убеждений о Боге карающем, надел крест и с осознанием того, что Бог любит меня, стал ходить в церковь, включил в свою жизнь молитву; вышел из психоза и депрессии, перестал истязать себя; перестал бредить, слышать голос, ушли навязчивости в том объеме, в каком они были ранее; я начал работать над собой и вести дневник чувств; наладил контакт с другими людьми и улучшил отношения с родителями; отказался от навязчивой идеи о побеге; стал принимать медикаменты согласно назначениям психотерапевта; начал говорить о своих чувствах и перестал ощущать себя чужим другим людям.
За время терапии я вырос. Конечно, я все еще не здоров, и, пожалуй, никогда не буду здоровым человеком — у меня всегда будут некие особенности. Но это не вызывает грусти, я уже сегодня радуюсь тому, что все происходит так, как это происходит. Я принимаю жизнь такой, какая она есть, и мне от этого гораздо легче и спокойнее.
Уже сейчас то незримое «стекло», которое раньше «отделяло» меня от людей, которое становилось толще с каждым днем — тонкое, как никогда. В моменте изменения казались мне настолько незначительными, что порой я не ощущал их, но я постоянно приобретал опыт трезвой (как психически, так и физиологически) жизни.
За эти полгода в моей жизни случилась непростая для меня смена терапевта и терапии, были отношения, разочарования и радости, тяжелая работа, подъемы и спуски, различные страхи и даже любовь. Все это так или иначе влияло на мое состояние, но, по мере прохождения этого пути, проживания болезненных чувств, от которых хотелось убежать, я действительно становился взрослее.
Я такой же человек, как и все. Я хочу жить. Я испытываю чувства. Я могу быть разным. Я — не робот. И я учусь любить.
